Общая психопатология. Том 1 - Евгений Васильевич Черносвитов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клинический метод не имеет, по сравнению с Общей психопатологией, и такого «тяжелого» вопроса, что, на самом деле, переживает человек, в состоянии, которое его лечащий психиатр определяет, как, например, «бред Катара»? «Внутренности мои сгнили», «мозги мои расплавились», «весь мир – одна помойка» и т.д., т. п. А, для общего психопатолога этот вопрос не вопрос! Ибо, даже ложное узнавание, или ложное неузнавание – все есть в «теории множеств». То есть, вычисляется. Например, знакомый человек кажется встреченным в первый раз. А незнакомого человека принимают за близкого человека. Простая формула «золотого сечения»! В первом случае присутствуют феномены Общей психопатологии «небытия незнакомца» (он ведь исчезает). Во втором случае, исчезает близкий человек. «Неузнавание» (то, что по обе стороны «золотого сечения») может «вытеснить» – «согнать со скамейки» или с «лестницы Фибоначчи») любого «человека», или даже лишить любого человека части его тела. Так, в «неузнавании» математически тождественны утверждения, типа: «этот костюм не мой» и «эта кисть не от моей руки». «Неузнавание» может экстраполироваться на все «знакомое» и «мое». Вплоть, до всего Мироздания!
Если в «нормальном» восприятии субъективные (мои) и объективные (не мои) вещи соотнесены так, что объективно реальное (не мое), часто совпадает с субъективно ценным (квартира соседа не моя, но я бы хотел бы в ней жить, она для меня представляет большую ценность, чем моя собственная). То в галлюцинаторном восприятии эти моменты изначально, или исходно, не совпадают (о красном цветке героя Гаршина никак нельзя сказать, что он – «его» или, что он для него представляет ценность, как цветок; он представляет для него ценность, как предмет, наделенный бредовым смыслом «всеобщего зла»). Психиатры хорошо знают, что для их пациентов «объективно реальное» редко бывает «субъективно ценным». Вот наше наблюдение крайней ситуации:
Молодые супруги возвращались домой с Юга в отличном настроении, ибо хорошо отдохнули. Сидели напротив друг друга. Отец держал на руках годовалого сына. Не прерывая беседы и продолжая улыбаться супруге, он неожиданно выбрасывает ребенка в открытое окно поезда. На вопрос психиатра, зачем он это сделал, отец спокойно ответил: «Он отдавил мне руки!».
Для психиатра – клинициста, в этом случае виден всего лишь синдром, которым манифестировался острый приступ шизофрении. Для Общего психопатолога в данном случае феномены «объективности» потеряли качество реального. Последнее же вытеснило «ценное». Но, «схизис» на этом не заканчивается. «Реальное» также начинает исчезать из феноменов субъективности: субъект скоро предстает для себя как «посторонний». Феноменология субъективного бытия в самоотчуждении хорошо показана в «Постороннем» Альбера Камю. В этом романе, и галлюцинации, и бред есть самостоятельные феномены всего ценностного мироощущения личности, только ей присущие иные «пути» мышления, иные его виды. «Мир», пораженный «схизисом», продолжают восприниматься субъектом как тотальность: и «небытие», и «ничто» хорошо вписываются в эту тотальность на тех же основаниях, на каких ассимилируются галлюцинаторные предметы в сфере объективной реальности – потусторонности субъективного бытия «Я». При всей фантастичности картин И. Босха в них доминирует статус реального как некоего эстетически достоверного видения. Это – не бред сумасшедшего. Это – инакомыслие, вернее, инаковидение. Но, как феномены Общей психопатологии.
Основания для различения феноменов нормального, иллюзорного и галлюцинаторного восприятия могут носить, конечно, чисто описательный характер, Но тогда вопрос упирается в наблюдателя (задачи, средства, язык и т.д.). Ясно, что клиническое наблюдение будет отличаться от экспериментального. Но, во-первых, это различие, если так можно выразиться здесь, будет носить чисто количественный характер. Во-вторых, это отличие не может измеряться степенью объективности результатов наблюдения. Под объективностью здесь, как правило, подразумевается степень достоверности, истинности. Объективность, истинность и верифицируемость субъективных явлений – понятия далеко не однозначные и для клинициста, и для общего психопатолога. Для общего психопатолога они просто не существуют. Он знает, что, чем субъективнее наблюдаемый феномен, тем он более понятен. А, чем достовернее клинически фиксируемый субъективный феномен, тем он полнее отражает объективные, независящие от самого субъекта его психические структуры ТО, что упорядочивает интросубъективные и интерсубъективные отношения. Среди которых наиболее важные отношения:
а) к самому себе;
б) к другому человеку как к самому себе;
в) к иному, чем «Я»;
г) наконец, к миру, как некой тотальности ощущений.
Если для клинициста, при встречи с пациентом стоит задача увидеть целостную картину заболевания, состоящую из симптомов и синдромов, выделить в ней ведущий синдром, обнаружить истоки патогенеза и наметить направление патокинеза, то для общего психопатолога важна логическая основа феноменологии переживаний больного, понимаемая «внешним» наблюдателем, которым он, общий психопатолог, является.
Е) Предмет и объект сознания (Логос)
Предмет сознания всегда есть нечто большее, чем его объект. Если в объекте сознания дана какая-то часть объективной реальности, то в его предмете субъект выступает, как некая данность самому себе. Именно этим обусловлен феномен переживания принадлежности субъекту содержания его сознания. То есть, качество «моего» в переживании. Однако «данность» субъекта самому себе в каждом предмете сознания является, как бы «закодированной» в феномене «моего». Наблюдая, например, березу, переживая ее образ, как актуально значимое явление, я при этом не вижу самого себя. Но, и ни на мгновение не теряю себя из виду, не перестаю быть для себя реальным. Великолепно – в сцене разговора Егора Прокудина с березками в «Калине красной» Василия Шукшина. Только на этом основании «береза», как содержание моего сознания, является для меня актуально значимым «моим» переживанием. Феномен принадлежности содержания сознания его субъекту, всегда раскрывается как сторона, момент субъективной достоверности. Кроме того, этот феномен символизирует интро – и интерсубъективные отношения личности.
Таким образом, «мое» выступает символом отношения субъекта к самому себе и знаком отношения субъекта к другому субъекту. Одновременно с деструкцией субъективности (схизисом), вызывающей несовпадение «объекта» и «предмета» сознания, обнаруживается деформация отношений субъекта с появлением в его мире «постороннего». Но наряду с этим процессом наблюдается и обратное: когда обнаруживается деформация отношений субъекта к самому себе и другому субъекту, тогда «объект» и «предмет» сознания перестают совпадать: «мое» в прямом смысле перестает быть «моим».
Психиатрам хорошо известен этот феномен овладения «гипнозом», «космическими лучами», «колдовством», «экстрасенсами», «чужой силой». И тому подобное. Во всех таких случаях, когда «мое» отнимается у меня, в «меня» вкладывается нечто «чуждое» мне, кем-то сделанное. Такое состояние получило название психического автоматизма и описано впервые В. Х. Кандинским и Gaëtan Henri Alfred Edouard Léon Marie Gatian de Clérambault (см. выше).
«Схизис» извращает феномены достоверности, репрезентируя субъективность, разрывая (дробя) содержание сознания на «мое» и «чуждое мне» («сделанное»). «Сделанными» и «вложенными» в «меня» могут быть ощущения, мысли, желания, влечения, наслаждение и т. д. Они же – суть психические автоматизмы Кандинского-Клерамбо. Это и есть та субъективная подоплека всякого галлюцинаторного переживания, где патологическая иллюзия или галлюцинация являются качественно иным способом переживания, результатом переконструированной субъективности в Логосе (мышлении, или, по Сартру: в «pensé imaginable»). Общему психопатологу в подобных случаях необходимо понять:
1) почему галлюцинаторное восприятие всегда бывает более реальным, чем сама реальность, или даже сам субъект в качестве «Я»?
2) каким
